|
После войны и долгой, долгой службы на западной границе, после
демобилизации, я вернулся домой на Северный Кавказ, в родной
Черкесск, на милую Кубань. Моих восьми классов образования после восьми лет службы на жизнь явно не хватало. Вместе с работой я начал учиться. Через год окончил школу рабочей молодежи, потом Пятигорский пединститут и, вернувшись, пошел в среднюю школу учить новую молодежь старой, доброй физики. Среди множества ее законов и явлений, самым главным и ярким конечно, считал радио. И в доме пионеров, где начал руководить техническими кружками, после возвращения из армии, затем в школах и других учебных заведениях, да и в самом областном центре приобщал ребят к работе в кружках, к изучению радиоэлектронике, уделяя этому массу времени. Строил с ними коллективные радиостанции, всегда был их начальником, учил правилам ведения радиосвязи с корреспондентами всего мира, готовил для нашей армии и флота радистов, поднимал в Карачаево-Черкесии радиоспорт. Я из младших защитников Родины. Воевать ушел с друзьями восьмиклассниками в январе 43-го. Из 35 ушедших на фронт старшеклассников нашей школы не вернулись пятнадцать. Вечная им память. Но вначале нас, стриженных, пешком отправили в ближайший тыл, за высокое Пятигорье. Там, в запасном полку и получали пополнение фронтовые лейтенанты. После пехоты с артиллерией, очередной купец прокричал призыв- команду : «Связисты есть? Три шага вперед!» Кажется, сделал я все четыре, иначе не мог, связь- мечта моя! Тогда, в юности, уже считал себя крутым «радиоспециалистом» в кавычках! Сам строил и собирал на жидком фанерном шасси ламповые приемники, а после слушал в наушниках близкие и дальние города и страны, и не без гордости носил на рубашке значок ОСОАВИАХИМа - «АКТИВИСТУ РАДИОЛЮБИТЕЛЮ». Знания и умения полученные в радиокружках, вскоре пригодились во время оккупации. На чердаке сарая – нашем тайном убежище «Антилопе», мы не только скрывались от солдат и полицаев, но и принимали по радио из столицы сводки Совинформбюро, всегда знали положение на фронтах, знали что держится и воюет наша большая Родина. Но не все сходило гладко – случались и проколы. Однажды это чуть не стоило жизни нам, троим мальчишкам, по собственной глупости. На чердаке, очень торопились закончить ремонт радиоприемника. Паяльник, пока его несли от плитки во дворе, быстро остывал. Это нам здорово надоело, и помня, что фрицев во дворе не было с утра, решили: «Да черт с ними!!! Будем поять у самой печки!» Там и накрыл нас, через несколько минут целый взвод немецких альпинистов, что въехали во двор с караваном мулов, ослов и лошадей, навьюченых горным снаряжением. Фрицы не сразу разгадали загадку фанерного чуда, но радиодетали конечно выдали. Чуть ли не хором закричали: «Партизан! Партизан! Шисен! Шисен!». Нам стало дурно. Но старший команды – унтер, что подфутболил наш фанерный аппарат, выслушал мой лепет на ломаном немецком: «Недавно, гер офицер, что ночевал у нас, дал нам, мальчишкам, послушать добрые немецкие марши из фатерланда и сказал, что если вы сможете – сделайте сами! Вот и начали мы строить.» Видимо гер офицер, добрые немецкие марши, да еще фатерланд – сделали свое дело. Он спросил: Вифиль яре? - Пятнадцать – соврал я, убавив один год. - Каждый получит по пятнадцать веревок! Ганц! Сыграй им веселый немецкий фокстрот, а Отто завершит дело веревками. Нас положили поперек ящика у печки, ноги и головы касались земли, а спины были в самом удобном положении. Ганс заиграл на губной гармошке Лили Марлен, а Отто занес связку горных веревок.Унтер начал счет: ейц – за ним следовал удар, цвай, после третьего удара унтер сказал: «Генуг! Штеттауф!» Мы встали – облегченно вздыхая – А теперь к колодцу, таскать воду и напоить нашу живую силу! Остаток наказания получите после нашего возвращения с высоких гор! На какую из горных вершин Кавказа мечтал подняться крепкий Унтер – альпинист осталось тайной. Возможно на обе белоснежные нашего – красавца Эльбруса, что встает по утрам на юго-востоке от Черкесска(на одну из них немцам таки удалось подняться) Но главным было другое – три друга, три школьных товарища, Фэд, Вит и старший из них Раф, по счастливому решению доброго унтера - остались живы! Антилопа с радостью приняла своих прежних хозяев, и они, помня встречу с фрицами, стали чуть-чуть осторожнее. Наше тяжкое подпольное житье на чердаке сарая, с походами и вылазками, да еще и школярскими подвигами, я описал через полвека. Говорить об этом раньше – не мог, были на то в наши времена кое какие причины. В повести – воспоминаниях «Дневники Антилопы» нет выдумки, там только правда о жизни школьников в грозные сороковые. Книга недавно издана советом ветеранов на родине, но мизерным тиражом – 100 экземпляров! Их раздали в библиотеки школ и учебных заведений города и республики. По слухам читается с большим интересом на Кавказе и взрослыми и малыми. Да и здесь бывал в школах Москвы и Подмосковья. Встречался с учащимися, говорил о славной профессии радистов и о книге, конечно один экземпляр подарил гимназии им. Артема Боровика. Мальчишки в библиотеке, по слухам стоят за ним в очереди. А в наше время, хотелось чтобы школ таких было больше. Пока могу только дать адрес в интернете: www.qrz.ru R3CF. Домашняя страница «Дневник Антилопы». Но вернемся в грозные сороковые. Тогда в Георгиевске перед строем, в радисты меня не взяли, толком еще не знал языка Морзе. Пришлось идти в телефонный взвод роты связи, 123 пограничного полка, что формировался в холодном и голодном Ставрополе из молодежи нашего края. Зима была холодная, отогревались бочками из под немецкого бензина. К ним прикладывали и свою одежду со злыми насекомыми, туда же лепили и черные горбушки хлеба. Все жарилось вместе и издавало особенно приятный дух. Но молодость побеждала все! В конце апреля, нас наконец одели в военную форму, нацепили на плечи только что введенные погоны и форсированным маршем, пешочком двинулись догонять далеко ушедший фронт. Началась нелегкая походная служба с переходами и учениями. К карабину за спиной добавилась тяжелая катушка с кабелем и полевым телефоном. Линии тянули под веселые шутки матушки – пехоты: «Эй, проволочники-веревочники! Все крутите-вертите – кишкомотатели!» Бывали и с более приятной рифмой: «Кто не боится пыли-грязи, служить идите в роту связи!» Что верно, то верно! Пыль и грязь часто с примесью огня и металла – шагали рядом по фронтовым дорогам. Замелькали хутора и села, города и станицы. Северо-Кавказский фронт догнали у самого серого Азовского моря. Теперь все было рядом – и передовая и фрицы с их окопами и бомбежки с обстрелами, но целиком полк в серьезные бои не бросали. Видимо берегли для будущей границы, там надо было заменить павших в первые дни войны. Но частями, по ротам и батальонам - немецкого огня испытать пришлось. И здесь на Кавказе, под станицей Крымской и после на 2-ом Украинском фронте, под Харьковом, Кривоградом, Уманью. Основной задачей полка была зачистка фронтовой полосы, где оставалась масса прифронтового мусора и полицаи с дезертирами и шпионы с диверсантами и банд – группы с бандеровцами и прочее другое. Доставалось и связистам. Были потери и в нашей роте. Вечная память всем павшим товарищам. Но про заветное радио помнил всегда! Бывая часовым у полковой автомобильной радиостанции – хорошо завидовал радистам и с удовольствием слушал на посту писк, еще не понятной мне морзянки. А после писал новые рапорты с просьбой направить на курсы радистов. И мне повезло! После взятия Харькова, отправился с группой наших ребятишек в фронтовую школу радиографистов. Занятия начались на окраине города. Тяжело было высидеть десять часов под тихий писк в головных телефонах, иногда и просыпались под грохот сорока твердых, стальных ключей. Но и здесь молодость победила все! Тем более кое кто говорил – лучше все-таки учиться, чем таскать за спиной тяжелую катушку. А 2-ой Украинский, успешно двигался на запад. Быстрее пошли и мы. За Харьковщиной началась сказочная полтавщина. В Гоголевском треугольнике, между Решитиловской, Миргородом и Диканькой, командование нашло место и нам. То было тихое украинское село – Шрамки, вдали от фашисткого пламени и металла. Глубокая балка с речушкой и чудными ставками делила его пополам. Там, под крик журавлей, что уже торопились к югу, и окончилась наша учеба, сроки которой по фронтовому – урезали втрое. А когда получили свидетельства радиотелеграфистов, недавние школьники окрестили их – «Грамотой Морзе», найденной в Шрамках. С этими крутыми документами и отправились догонять свои части. К вечеру следующего дня наша группа пришла в большое село Кобеляки. У крайней хатки присели перекусить. Подошел хозяин, еще крепкий дедуля, в широком соломенном брыле и сорочке из немецкой плащ-палатки. Опираясь на кривую палку, поздоровался с нами, попросил махорки в потухшую люльку. Старший отсыпал из пачки ему в ладонь и спросил: «А что батько, до Мищурина Рога дойдем сегодня?» - Та мабуть ни. Цеж на той сторонни Днепра. Як по дорози – вэрст двадцать, а на впростец – то пятнацать с Гаком. «Гак» - насторожил! С этой добавкой познакомились еще на Кубани. Величина крайне не определенная – можно было пройти и километр, чаще три, а случалось и все десять. Старший буркнул «А что братцы - словяне, заночуем тут у деда?» - Да нет! – сказал саамы младший – Леня Дорожон – Сын полка. Он кончил курсы вместе с нами. Сегодня мы должны испить Днепровской водички! Леня встал, одернул куцую гимнастерку, что подшила по росту, медсестра Маша еще на Кубани, и подошел к открытой дверце заглохшего рядом грузовика. Он по уставу приложил правую руку к пилотке и четко обратился: «Дядя майор, довезите нас до Днепра!» Майор и вправду был добрым дядей. Его круглое лицо без головного убора, с дымными большими усами, с явным техническим уклоном, выглянуло из кабины и улыбнувшись, он сказал: «Да, это мальчик, пожалуй можно. Вот только новый Зис ехать дальше не желает!» - А тут поможем мы! – крикнул кто то из наших. Семерка юных будущих мужских сил, запихиваясь остатками сухого пойка, дружно навалилась на задний борт. Машина сдвинулась, шофер крутивший заводную ручку успел прыгнуть в кабину, мотор сначала громко чихнул, зафыркал, а после заревел на все большое село. Ребята прыгнули в кузов и попрощались с потомком гоголевских героев, что докуривал нашу махорку у плетня. Вскоре под заходящим солнцем заблестела широкая полоса чудного Днепра. И когда наш Зис уткнулся в километровую пробку перед понтонной переправой № 4, Дядя Майор став на подножку сказал: «Вот вам хлопчики и ваша речка! Слезайте!» Но узнав, что нам в село на той стороне, добавил: «Тогда посидите еще, привезем и в Мишурин Рог.» Днепр форсировали благополучно. Любовались красотой и ширью. Но его водицы, испить так и не пришлось. И на счастье, ни одна птица, даже из вражеских стервятников с черными крестами на крыльях, не пыталась долететь до его середины. И только косяки журавлей все летели вдоль Днепра до самого теплого моря. Ночевали на душистом сеновале, в одном из дворов на правом берегу. Приветливая хозяйка, сохранившая коровку, угостила нас добрым парным молоком. Штаб полка, наследующий день нашли в Пятихатках. Там нас обрадовали хорошей новостью – прибыла свежая техника связи! Вы вовремя закончили учебу. Бывших курсантов отправили в свой батальон. Меня с Дорожоном в родную роту связи. Работать пришлось на радиостанциях самых разных моделей и конструкций – и на ремне за плечом – РБ, РБМ, РП-12; и на лошадках, помощнее – V-100-A и V-100-B – американских, с добрым солдат - мотором, и совсем мощнее – самолета бомбордировщика РСБ-ф – на автомашинах фургонного типа. Были проведены тысячи радиосвязей с батальонами, ротами, опергруппами, с управлением пограничных войск. Переданы и приняты сотни радиограмм – простых и сложных, молний, но уже без длинных и часто рвущихся телефонных проводов! Радио изобретенное нашими соотечественниками , стало наконец добрым средством связи в наших войсках. Весной 44-го по грязи и талому снегу вместе с 40-й армией генерала Шмаченко, впервые вышли на реку Прут 24-й, 123-й, 124-й пограничные полки. То был 85-й км государственной границе, куда впервые вернулись наши пограничники. Хорошо помню радиограмму переданную тогда- цифры, расшифрованные в штабе погранвойск 2-го украинского фронта читались примерно так: «Сегодня, 26-го марта 1944 года123-й пограничный полк вышел на госграницу с Румынией, организована охрана и оборона переправ через реку Прут и самой границей. На законное место врыт первый пограничный столб. Командир 123-го погранполка подполковник Понарин.» Для нас, пограничников, да и для всей нашей страны, этот победный факт был великим праздником. Хотя до конца войны, до полной победы над фашизмом, оставалось еще больше года тяжелых боев. Март 2010 года. Бывший старшина-радист Е. Лапко |